У ВЕЛИКОГО ИДОЛА
ЕСТЬ СЧАСТЛИВАЯ страна, которую стережёт великий идол свободы. Воздвигнутый на самом интересном месте, при входе из океана в гавань громадного города, он виден издали всякому, приезжающему в счастливую страну. И сердце эмигранта горит и трепещет радостью обещанной ему великим идолом свободы.
Но благоразумно поступает тот, кто не верит ни великим идолам, ни громким словам. Маленькие людишки под сенью великого идола обделывают свои крохотные делишки, стригут узенькие, - но не уже их души, - купончики, и придумывают благонравные маленькие правильца для поведения. Конечно, там лучше, чем у нас, и во много раз лучше, - но это потому только, что хуже, как у нас, нигде и не может быть. Конечно, там лучше; чем у нас, но всё же великая богиня, смотря на воздвигнутый ей уродливо громадный идол, скорбит и не хочет утешиться ни в мышиной суетне рабочего многолюдства, кующего доллары в дьявольски неустанном труде, ни в эффектной грандиозности грабительских трестов и синдикатов, выжимающих миллиарды долларов из трудящихся масс.
Конечно, там лучше... Несмотря на линчевание негров, всё же там лучше. Но в какое странное положение становится тот, кто от чистого сердца расточает похвалы тамошней свободе, - кто хвалит великого идола потому, что душа его велика и свободна, потому что душа его превыше всего на свете возлюбила прекрасную богиню великого идола.
Помню, несколько лет тому назад пришлось мне держать в руках метрическое свидетельство мальчика, еврея, родившегося в Нью-Йорке. Свидетельство, как свидетельство, почти как и у нас. Нет, конечно, глупых справок о сословии родителей, - какие же могут быть сословия и перегородки между людьми в свободной стране, остерегаемой великим идолом с громадным факелом в высоко поднятой над океаном и материком руке.
Но форма, приблизительно, такая же: разграфленный листок бумаги, и в надлежащих графах сведения о числе, месяце, годе и дне рождения, о родителях и о месте рождения. И одна графа - странная, каких у нас не бывает. Спешу признать, что у нас бывает гораздо хуже, но вот именно этого не бывает. Графа: цвет. Ответ: белый. Маленький еврей смотрит с гордостью на эту пометку. Здесь, в России, он ограничен в правах, для него - черта оседлости, для него пребывание в Петербурге достигается, как особая льгота, право на которую надо доказать, - а вот там он не только полноправный гражданин, - он ещё и белый, он не принадлежит к одной из презираемых цветных рас.
Бедные маленькие людишки! Как они любят свои жалкие перегородочки!
Наша жизнь. 1906. N 420. 15 апреля.