ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Сад Ворожбининых. В о р о ж б и н и н,
В о р о ж б и н и н а, Л ь в и ц ы н прогуливаются вместе. Д е в к и, собирающие ягоды, поют. Л и з а в садовой беседке читает книжку. Львицын тихо подходит к ней. Лиза поднимает на него глаза.
Л ь в и ц ы н (нежно). Милая Лиза, о чем эти слезы на ваших глазах?
Л и з а (протягивая ему раскрытую книгу).
Ах, несчастная Амалия! Ах, злополучный
Адольф! Жестокие родители противятся их счастью. (Заливается слезами.)
Л ь в и ц ы н (с умилением). Ангел Лиза! В вашем нежном сердце столько сострадания к бедствиям людей!
Кладет книгу на скамейку и целует Лизину руку.
Бабочка вьется в воздухе и садится на книгу. Львицын задумчиво смотрит на нее. Лиза трогает локоть его руки.
Л и з а. О чем вы так глубоко задумались, милый Алексис? Вы обо мне забыли.
Л ь в и ц ы н. Я смотрел на эту бабочку и воображал бессмертие! Крылышки ее слабо вздрагивали, и усики ее шевелились, и мнилось, что на ней почиет исходящее из книги очарование красных вымыслов. Я смотрел на бабочку и забыл все на свете, и самую даже свою любовь.
В о р о ж б и н и н (подходя к ним). Воркуют, словно голубки.
В о р о ж б и н и н а. Ну, что же, дело молодое!
Идут все вместе по дорожке. Из-за куста выбегает
Л у ш к а с корзиной только что собранной земляники.
С разбега она не успевает вовремя свернуть с дороги и едва не задевает за локоть Львицына, который слегка вздрагивает от неожиданности.
В о р о ж б и н и н а (строго глядя на Лушку, не повышая голоса, но внушительно). Ты, валанда глупая, чего под ноги суешься? Или уже забыла вчерашнее наказание?
Л ь в и ц ы н (тихо, наклонившись к Лизе). Не знаете ли вы, Лиза, за что наказывали вчера эту усердную девушку?
Л и з а (отойдя в сторону вместе с
Львицыным). Лушка мне трижды снилась,
Алексис. Я уже вам рассказывала этот тяжелый, неприятный сон. На первый раз Лушку простили, но она не перестала сниться. Вчера она мне приснилась в третий раз. Ее за это опять наказали.
Л ь в и ц ы н (выпустив из своих рук Лизину руку и подняв глаза к небу). О, бесчеловечное обращение! Доколе ты, Господи, терпишь это унижение образа и подобия Твоего в рабском зраке? Увидим ли мы народ освобожденный и рабство падшее? Просвещенная свобода, взойдет ли над отечеством нашим твоя прекрасная заря?
Л и з а (нежным голосом). Алексис, неужели ты думаешь, что я сама захотела увидеть ее во сне? Ей уже говорили, чтобы она мне не снилась.
Непослушных детей наказывают, а для помещика крепостные как дети. Ведь и меня бы папенька и маменька не похвалили, вздумай я их не слушаться. И притом я не жаловалась на нее.
Маменька приказала мне рассказать мой сон, я повиновалась, в чем же я виновата перед вами, скажите, Алексис?
Л ь в и ц ы н (с огорчением). Знайте, Лиза, – бессмертная душа человека живет и в сих, подвластных родителям вашим, людях, несчастных не по причине своей вины, а по неравенству, самими людьми учрежденному.
Л и з а. Сам Бог создал мир так, что в нем одни – господа, а другие – рабы. И в Писании сказано: "Несть власть, аще не от Бога, всякая же душа властем предержащим да повинуется".
Л ь в и ц ы н. Пошлюсь на самого батюшку твоего, Лиза. Как почитатель великого Вольтера, он скажет тебе, конечно, что из рук матери-природы все люди выходят равными.
Подходят к Ворожбинину.
Л и з а (отцу). Скажите, папенька, неужели я виновата в том, что Лушка мне снится и что ее за это дважды наказывали?
Л ь в и ц ы н. Из рук матери-природы все люди вышли равными, и крепостные наши братья, такие же люди, как мы. За то, что приснилось госпоже, возможно ли наказать рабыню?
В о р о ж б и н и н (внимательно выслушав обоих). Точно, природа создала людей равными, и все мы, господа и рабы, от одного и того же древнего Адама происходим. Но различие способностей и занятий повело к учреждению разных состояний. Всяк, в своей семье и в обществе себе равных имея обращение, приемлет нравы и понятия, его состоянию свойственные, и все люди от родителей своих с молоком матери всасывают свойства их. От самых младых ногтей каждый к своему состоянию приобыкает. Как яблоки родятся на яблоне, а не на рябине и не на осине, так и в людях повелось, что от дворян родятся благородные, а от хамов подлые.
(Понюхав табаку и с видом наставительным обращаясь к Львицыну.) Что же касается книг
Вольтеровых, почитателем коего быть не стыжуся, то сказать вам могу, любезнейший будущий зятек мой, что хотя в них много содержится преострого и поистине курьезного, но все ж таки всего без рассуждения принять отнюдь не можно. И Вольтеров острый разум затмевался иногда тучами ложных и суетных предрассуждений. Поживите с мое, государь мой, тогда сами увидите, что с этим народом без грозы обойтись никак нельзя, для их же пользы, которой сами они не понимают. Сама государыня-матушка, покойная императрица, премудрая Екатерина Великая, сия северная
Семирамида, хотя и быть изволила в переписке с сим преславным отшельником Фернейским, однако, когда супруга ее бывшего фаворита вздумала похваляться с дерзостью, что я, дескать, от самой государыни муженька отбила, то повелела, сказывают, с этой особой поступить так же, как вчера поступлено было с Лушкой, и повеленное, сказывают, исполнено было неленостно.
Л ь в и ц ы н (покраснев от негодования, пылко). Сей способ наказания унижает человека весьма и употребляем над людьми быть не должен.
А пусть человек не превозносится. Пылкость вашу я считаю следствием незнания людей и обстоятельств.
Песня девок, собирающих ягоды, приближается и заглушает разговор. Львицын с огорченным лицом идет к беседке. Лиза следует за ним и тихо говорит что-то. Ворожбинин и Ворожбинина уходят в дом. По садовой дорожке идет М а р ф у ш к а странно колеблющимся шагом, придерживаясь за кусты.
Л и з а. Что, Марфушка, зачем ты здесь?
М а р ф у ш к а. Пришла, барышня, с подружками побыть.
Л и з а. Ты им мешаешь работать своими разговорами. Иди себе домой.
М а р ф у ш к а идет обратно.
Л и з а (Львицыну). Такая досада – Марфушка ослепла. В глаза ей сор попал, и она теперь едва видит, как сквозь тонкое ситечко. Ходит, на людей натыкается и вышивать не может. А самая искусная у нас была вышивальщица. И такая усердная – ночей недосыпала. Другие девки давно уж носом клюют, а она знай себе шьет.
Л ь в и ц ы н. Позвольте, Лиза, посмотреть на ваших вышивальщиц.
Л и з а. Я покажу их вам охотно. Пойдемте,
Алексис, в девичью.
Л и з а и Л ь в и ц ы н идут в девичью.
Песня вышивальщиц.
Л ь в и ц ы н и Л и з а возвращаются в сад.
Л ь в и ц ы н. Мне показалось, Лиза, что у всех здешних вышивальщиц и кружевниц глаза покраснели и слезятся. Я прошел между их станками, – работа мелкая и трудная, иные сидят далеко от окон, и свету падает немного. Рисунок исполнен так точно и так тона подобраны, что видно, сидящие здесь девушки недаром едят хлеб свой. Я вижу, что эти девушки работают всякий день слишком долго, что вредит их зрению.
Можно бы и не так торопить с этой работой.
Разве необходимо, чтобы непременно все было готово ко дню нашей свадьбы?
Л и з а (с неудовольствием). Я не хочу войти в твой дом как какая-нибудь бесприданница.
Л ь в и ц ы н. Из-за пустого тщеславия, Лиза, ты допускаешь, что служанки твои слепнут над чрезмерной работой. Ты не хочешь быть для них госпожой милостивой.
Л и з а (с живостью). Марфушка не от работы ослепла, а от ветру, который нанес ей сору в глаза. У нас на селе есть девка слепая, Аннушка, дочь Мирона кузнеца, – что ж, ведь она и не вышивала, да ослепла.
Лиза, – у них у всех глаза красные.
Л и з а. Вот кончат мое приданое, тогда не будет спешной работы, а теперь пусть немного потрудятся для меня. Разве я уж не стою того, чтобы для меня поработали? Зато у меня будут вещи, которым всякая хозяйка позавидует. Лучше наших вышивальщиц и кружевниц во всей губернии не найти.
Л ь в и ц ы н. Нет, Лиза, я не хочу, чтобы в мой дом вошли вещи, над которыми теряли зрение эти несчастные. Человеколюбие запрещает мне участвовать в этом.
Л и з а (с упрямством). Она не оттого ослепла, что много работала, а оттого, что ей сор в глаза попал. Она это сама говорит. Притом же ведь наши хамы для нас и созданы. Ведь ее будут кормить всю жизнь, хоть бы она ничего не работала. Какой нам прибыток от слепой?
Л ь в и ц ы н. Человек создан Богом для иных, возвышенных целей, а не для наших пустых удовольствий.
Л и з а (с огорчением). По-вашему – я пустая и жестокая. Для вас Марфушка дороже меня.
Идет к дому. Любопытные девки уж тут как тут, подслушивают, тихо переговариваются.
Л у ш к а. Барышня на жениха сердится.
С т е п а н и д а. Бровки-то как нахмурила, всю родню свела наша барышня.
Л у ш к а. С чего началось? Приданое, что ли, ему не показалось?
С т е п а н и д а. Женишок-то что-то поперек сказал, а барышня у нас характерная, никому не уважит.
В о р о ж б и н и н а выходит навстречу Лизе, потом и В о р о ж б и н и н.
В о р о ж б и н и н а. Лизанька, куда ты?
Л и з а. К себе пойду, маменька.
В о р о ж б и н и н а. Лизанька, да что ж ты жениха оставила?
Л и з а. Ему Марфушка меня дороже, пусть он с ней разговаривает.
В о р о ж б и н и н а. Господи помилуй! Да что с тобой, голубушка?
Л ь в и ц ы н. Елизавета Николаевна не уважает моим просьбам. Я не заслужил ее доверия.
Л и з а. Алексей Павлович предпочитает мне
В о р о ж б и н и н (посмеиваясь). Милые бранятся, только тешатся. То-то молодо, зелено.
Л ь в и ц ы н. Как я обманулся в вас! Вы казались мне ангелом небесным, а на самом деле вы – пустая девушка с холодным сердцем.
В о р о ж б и н и н а. Ах, Боже мой! За что вдруг такая немилость!
Л и з а. Из-за дворовой девки такие гневные упреки! Так вот ваша любовь!
Л ь в и ц ы н. Моя любовь не способна погаснуть, но я пламенно ненавижу деспотизм. Я должен подавить мою любовь и расстаться с вами. Вследствие разности наших понятий я не осмеливаюсь принять имя вашего супруга. С душевным прискорбием возвращаю вам обручальное кольцо и желаю вам совершенного счастья с другим, кто мыслит с вами сходно.
Возвращает Лизе кольцо. Лиза молчит.
В о р о ж б и н и н (гневно). За что же, милостивый государь мой, вы отвергаете вашу невесту?
Л ь в и ц ы н. Отвергнут я. Елизавета
Николаевна пренебрегла моими чувствами.
В о р о ж б и н и н. Непохвально, сударь, и чести вам не прибавляет. Напрасно дал я согласие человеку со столь свободными мыслями, понадеявшись на ваше позднейшее исправление.
То-то огорчились бы ваши почтеннейшие родители, будь они в живых!
В о р о ж б и н и н а (плача). Ах, батюшка
Алексей Павлович, в чужие края вы ездили, у немцев добродетели обучались, то-то по-хорошему поступаете! За что нашу Лизаньку обидели?
Л и з а (снимая с пальца кольцо). Когда вы так хотите, возьмите ваше кольцо и будьте счастливы с другой. На свете много есть девиц, прекраснее меня и добрее.
Л ь в и ц ы н. Сердце мое разбито, я никого никогда уже не полюблю. Я Бога молю об одном, чтобы глаза души вашей открылись для невечернего света правды. (Кланяется и поспешно уходит.)
В о р о ж б и н и н. Вот и упражнялся в науках!
Вот и ездил по чужим краям! Науки-то эти да поездки чужедальние до добра не доведут.
Лиза плачет.
В о р о ж б и н и н а (лаская Лизу). Ты,
Л и з а (принужденно смеясь). Досадно мне, – я не от горя заплакала. Да вот я уже и не плачу вовсе. Вот видите, смеюсь. Я о Львицыне так же мало буду думать, как о прошлогоднем снеге.
В о р о ж б и н и н. Лизанька, не беспокойся об этом нимало, держись Панглосовой системы, – все, что ни делается, все к лучшему. Женишка мы тебе найдем на славу.
Л и з а. Мне, право, папенька, смешно.
Подумайте, из-за Марфушки он вздумал на меня сердиться. Я стала у него виновата, что она ослепла!
В о р о ж б и н и н. А где же он ее увидел?
Л и з а. Мы сидели с ним на скамейке, а
Марфушка брела в девичью, хотела побеседовать с подружками.
В о р о ж б и н и н. Зачем совалась, куда ее не звали?
В о р о ж б и н и н а. Так надо наказать негодяйку построже! Эй, Степанида!
Л и з а. Нет, маменька, на этот раз вы простите Марфушку. Ее сам Бог наказал, маменька.
В о р о ж б и н и н а (растроганно). У нашей
Лизаньки золотое сердечко.
Л и з а. Маменька, он говорил, что кружевницы и вышивальщицы работают слишком много, что у них глаза красные.
В о р о ж б и н и н а. Слушай его, он тебе наговорит. Что ж, их даром поить, кормить? У немцев, поди-ка, никто ничего не делает, у молочных рек на кисельных берегах сидят.
Л и з а. Он говорит, что я не хочу быть им милостивой госпожой.
В о р о ж б и н и н а. Да что ж мы, шкуру с них дерем, что ли?
Л и з а. Чем же им здесь худо? Сидят в тепле и в покое, работа не тяжелая, не то что жать в поле рожь. Что же еще надобно сделать для них, чтобы стать милостивой госпожой?
В о р о ж б и н и н. Да не думай ты о нем, Лиза.
О нас никто дурного слова не скажет, кого хочешь спроси.
Л и з а. Слушаю, маменька. Только позвольте мне сначала погулять одной с полчасика в саду.
В о р о ж б и н и н а. Ну, погуляй, погуляй,
Лизанька, а я пока пойду к маменьке. Надо ей сказать, посоветоваться.
В о р о ж б и н и н и В о р о ж б и н и н а уходят.
К р у ж е в н и ц ы выходят в сад, поют. С ними выходит Н я н ь к а. Лиза плачет.
Л и з а. Подумай, нянечка, он говорил, что я – жестокая, тщеславная, суетная девушка. Какой он злой!
Н я н ь к а. Полно, Лизанька, что ты о нем все думаешь! И лучше жених найдется.
Л и з а. Не надо мне лучше. Нянюшка, знаешь что, – я сяду за пяльцы, большое покрывало вышью, узор красивый, красивый, все розы, розы, алые, белые, пунцовые. Венки и гирлянды, узор из роз! Все сама вышью, все покрывало.
Дай узор, девки вышьют.
Л и з а. Сама вышью. Зачем, сама еще не знаю, но надо мне, надо над пяльцами согнуться, годы над узором сидеть. (Плачет.)
Н я н ь к а (лаская ее). Ласточка, касаточка, ненаглядная моя голубушка, Лизанька, душа, да кто Лизаньку обидит, не дай Бог тому человеку счастья, и пусть он...
Л и з а (перебивая). Нет, нет, нянечка, не надо. Никому зла не хочу, а ему, моему милому, много, много счастья пусть пошлет Бог.
Л и з а. Скажите, девушки, вам у нас разве худо живется?
Д е в к и. Да что вы, барышня! Уж так ли хорошо! Сидишь себе в покое да поешь песенки, работа не тяжелая, не мужицкая, чистая работа, легкая.
С т е п а н и д а. А барышня к нам ласковая да такая добрая!
Л и з а (рыдая, падает на скамейку и кричит). Молчи, молчи, негодная! Я – злая, я, как змея подколодная, я у девок из очей свет пью!
Стоны и вопли ее все громче. Сбегаются д е в к и, катается горошком горбатая ш у т и х а, бежит встревоженная и плачущая В о р о ж б и н и н а.