|
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
День, назначенный для свидания доктора Филиппа Меччио с королевою Ортрудою, был ярко-багряным: вулкан на Драгонере дымился сильно в этот день, и дым его виден был издалека. Небо смешало глубокую лазурь с оранжевою пламенностью, и казалось ликующим ярко и злорадно. Шумные волны, пламенея, плескались на яркую желтизну прибрежных скал.
Образ Светозарного весь день носился перед очарованными зловещею красотою природы глазами королевы Ортруды. Взойдя на башню королевского замка, она открыла грудь Светозар-ному, и молила его о пламенной, прекрасной смерти. Потом в подземный сошла Ортруда чертог Араминты, и, погрузив обнаженные ноги во тьму и холод вод подземного грота, молила духа гор о смерти, о смерти огненной и прекрасной.
Мысли и мечты о смерти весь день владели душою королевы Ортруды. Теперь, после измены принца Танкреда, уже не боялась Ортруда смерти. В иные минуты даже радостна была Ортруде мечта о смерти. В подземных чертогах Араминты Ортруда казалась сама себе бестелес-ною тенью, блуждающею в мертвом царстве. И с вершины своей одинокой башни она смотрела на мир, как на мир чужой и далекий.
Афра провела Филиппа Меччио через свою квартиру во дворце в сад королевского замка. Они прошли над высоким берегом моря, где мглистая, голубовато-желтая легко золотилась широкая даль, и спустились в прохладу строгих, прямых аллей. Афра спросила:
- Вам нравится здесь, в этом саду, Филиппо?
Филиппо Меччио прямо и даже резко ответил, словно он готов был к этому вопросу:
- Нет, Афра, совсем не нравится.
- Почему? - спросила Афра.
Ее удивил этот неожиданный ответ. Филиппо Меччио отличался всегда изысканным, тонким вкусом, любил природу, любил искусство, и понимал его. Афра смотрела на Филиппа Меччио с ожиданием. Он улыбнулся, и сказал:
- Будем благодарны природе и людям. Солнце здесь, как везде, прекрасно, недоступно и справедливо,- и, как везде, цветы благоухают. Это всё хорошо. Только это. И все же не нравит-ся мне здесь, хотя здесь и солнце, и цветы, и на тонкий песок аллеи ложатся легкие следы милых ног моей Афры.
Афра опять спросила:
- Почему же вам здесь не нравится, милый Филиппо?
Филиппо Меччио отвечал:
- Потому, что в этом саду не орут и не возятся толпы уличных сорванцов. Слишком скучно здесь, милая Афра, слишком тихо для городского сада. Где нет детей, этих милых, вечно-беспокойных, забавно-злых зверенышей и чертенят, там плохо. Скупое, эгоистичное довольство греется там, замкнувшись от света. Жестокие зубы его всегда готовы растерзать дерзкого нарушителя его несправедливого, одинокого покоя.
Афра тихо покачала голового, и сказала:
- Вы эстетику хотите подчинить соображениям моральной природы. А разве эстетика должна подчиняться этике?
- Между этими двумя сестрицами большая дружба,- сказал Филиппо Меччио.- Кто обижает одну, тот заставляет плакать и другую. Интимного искусства в наши дни нет, и быть не может, как не должно быть и закулисной, тайной политики.
Арфа сказала:
- Высокое искусство - искусство для немногих.
Филиппо Меччио возразил:
быть всенародным, как всенародною должна быть политика. Народ хочет быть не только господином в политике, но и покровителем искусств.
- Хочет, но может ли? - спросила Афра.
Филиппо Меччио уверенно возразил:
- Сможет. Кто хочет, тот и может. А самолюбивые жрецы искусства должны знать, что искусство, которое не хочет быть всенародным, вырождается. И этот сад почти совсем хорош, но чего ему недостает? Веселой толпы, и чтобы подвыпивший в праздник рабочий сел под этою гордою пальмою, обнимая свою краснощекую невесту, и чтобы городские мальчишки и девчонки вместе со своими самострелами, аэропланами, куклами и мячиками внесли сюда немножко беспорядка и много новой, вольной, своеобразной красоты. Впрочем, я готов говорить на эту тему без конца, особенно с вами, Афра, а, может быть, королева уже нас ждет.
- Королеве Ортруде понравилось бы то, что вы теперь говорите,- сказала Афра.
Филиппо Меччио невесело сказал:
- Что ж! знатным господам иногда нравятся плебейские вольные речи. Это кажется им пикантно.
Афра улыбнулась, сказала:
- Я скажу королеве, что вы здесь.
И ушла. Филиппо Меччио остался один в павильоне, где был розовый полумрак, молчание таилось, и прохлада. Нежно дрожало в воздухе что-то, словно пел в вышине невидимки хор эфирными голосами. Где-то близко лепетала влажная, брызгая, струя фонтана. Небо сквозь высокие окна мерщало оранжевым сводом, бросая золотистые блики на глубокую зелень деревьев сада и на голубые кисти агератумов.
Филиппо Меччио задумался, и не услышал легкого на песке аллеи шелеста шаров королевы Ортруды и Афры. Они вошли в павильон обе, тихие, и глубокий, золотой голос Афры назвал негромко его имя. Филиппо Меччио встал. Афра представила его королеве, и ушла.
Королева Ортруда и Филиппо Меччио остались одни. Привычным движением тонкой руки королева Ортруда указала Филиппу Меччио легкий белый стул у окна, и сама села недалеко. Было легкое замешательство. Ни Ортруда, ни Филиппо Меччио не нашли сразу, что сказать, и молча смотрели друг на друга. Наконец королева Ортруда сказала:
- Я хотела вас видеть, господин Меччио, или, вернее, слышать.
Филиппо Меччио молча поклонился. Королева Ортруда продолжала:
- Я бы хотела услышать от вас, господин Меччио, что побуждает вас действовать так непримиримо, и так враждебно относиться к современному строю. Я надеюсь, что вы будете со мною совершенно откровенны.
Филиппо Меччио сказал с обычною своею уверенностью:
- Мне легко будет оправдать надежду вашего величества,- я никогда не говорю иначе, как откровенно.
Королева Ортруда улыбнулась, и сказала:
- Я вас слушаю, господин Меччио. Если вы будете говорить мне так же откровенно, как вы говорите вашим обычным, восторженным слушательницам, то и я, как любая из них, так же внимательно выслушаю вас. Хотя, может быть, и не решусь аплодировать.
Филиппо Меччио говорил долго. Сегодня он был особенно красноречив, но хотя он и старал-ся здесь отрешиться от приемов митингового оратора, это ему плохо удавалось, и его пафос казался иногда излишним в этих красивых стенах, расписанных легкими фресками, перед этою спокойно-внимательною женщиною, привыкшею к бесстрастному обсуждению государствен-ных вопросов.
Наконец Филиппо Меччио замолчал. Королева Ортруда задумалась. Спросила:
- Вы хотите республики?
Филиппо Меччио спокойно отвечал:
Королева Ортруда спросила:
- Разве для народа не всё равно, какая форма правления в государстве?
И так же спокойно ответил Филиппо Меччио:
- Не совсем всё равно.
Королева Ортруда говорила:
- Мне кажется, что вы, господин Меччио, очень ошибаетесь в самом основном. Вы соединяете социализм с республикою и с революциею. Но ведь социализм есть результат чисто хозяйственных явлений.
Филиппо Меччио сказал:
- Мы сделаем из республики предисловие к социалистическому строю.
- Вы думаете, - спросила королева Ортруда,- что завоевание республики может улучшить жизненное положение пролетариата?
Филиппо Меччио отвечал:
- Конечно, нет. Но республика даст более удобную почву для завоеваний социального строя, и вот почему.
Филиппо Меччио аргументировал долго и остроумно. Королева Ортруда выслушала его внимательно. Улыбнулась. Аргументы, слабые, как и все другие аргyменты! Она сказала решительно:
- А я вам все-таки говорю, господин Меччио, - не учреждайте республики. Это ни к чему не приведет. Никакие написанные на бумаге права не придадут силы слабому.
Филиппо Меччио возразил:
- Мы хотим повторить опыт, который в других странах бывал иногда удачен. Богатые чужим опытом, мы постараемся избежать чужих ошибок.
Королева Ортруда сказала:
- Вы знаете сами, господин Меччио, что во многих случаях республика бывает только замаскированною монархиею.
Филиппо Меччио спокойно ответил:
- Мы позаботимся о том, чтобы этого не было.
Королева Ортруда говорила:
- В лучшем случае это будет рабская зависимость немногих сильных, которые часто правы, от большинства слабых, которое почти всегда ошибается.
- Это все-таки лучше, - возразил Филиппо Меччио,- чем рабская зависимость большинс-тва, у которого свои интересы в единении масс, от немногих, интерес которых в господстве над массами.
сильных наделит слабого правами, как он сможет этими правами воспользоваться?
- Что же делать слабым? - спросил Филиппо Меччио.
- Умирать, - тихо ответила королева Ортруда.
Она помолчала немного, и продолжала:
- Я скоро умру. Престол мой будет праздным. Изберите опять короля, человека, не рожденного царствовать, но достойного этой доли. Изберите гения, поэта,- из иной, далекой страны, - хоть из Америки или из России.
Филиппо Меччио спокойно возразил:
- Мы предпочтем республику.
Долго еще они говорили. О разном. Королева Ортруда упомянула имя Карла Реймерса. Филиппо Меччио спокойно сказал:
- Карл Реймерс обманывает вас, государыня. Как и многие другие.
Чувство, похожее на мгновенный испуг, охватило королеву Ортруду. Она спросила:
- А вы знакомы с Карлом Реймерсом?
- Да, мы с ним встречаемся иногда, - сказал Филиппо Меччио.
И многое рассказывал он о Карле Реймерсе. Из его холодных, спокойных слов перед королевою Ортрудою открывалось холодное, расчетливое честолюбие Карла Реймерса. Грустные глаза ее наполнились слезами. Она сказала:
- В сущности, господин Меччио, вы не открыли мне ничего такого, чего бы я не знала раньше. В некоторых случаях он меня обманывал, вы говорите? А кто же не обманывал нас, царствующих? Так было во все времена.
Смерть была в сердце королевы Ортруды, - улыбка на ее лице.
Филиппо Меччио был тронут задушевною грустью ее слов. Королева Ортруда протянула ему руку, и сказала:
- Прощайте, господин Меччио. Я очень благодарна вам за то искусство и за ту откровен-ность, с которыми вы изложили мне ваши мысли. Мы враждуем внешне, как поставленные вы там и я здесь. Но, как люди, мы можем смотреть друг на друга без злобы. И о вас я сохраню приятные воспоминания. Я рада, что моя милая Афра любит вас. Возьмите от меня эту розу, - я знаю от Афры, что вы любите цветы.
Филиппо Меччио был очарован и тронут. Королева Ортруда простилась с ним, и ушла. Он один возвращался по вечереющим аллеям. Королевский сад теперь казался ему прекрасным, и в просторах этого сада таилась для него величавая, торжественная грусть.
Филиппо Меччио не зашел к Афре. Он вышел на улицу, - и вдруг его настроения перемени-лись. Словно кто-то беспощадный вылил из его души, как из широкой чаши, сладостный напиток очарования, и заменил его холодною водою трезвых мыслей.
Пальмские улицы были веселы и шумны, как всегда. На широких бульварах, нарядно и бедно одетые, все казались радостными. Уличные легкие столики кафе были заняты смеющими-ся господами и щебечущими дамами. Никто не думал о вулкане на далеком острове, о вулкане, дым которого делал небо золотисто-синим. Никто не грустил об убитых. Никому не воспомина-лись пожары далеких деревень, насилия над беззащитными, слезы и вопли жен и дев, и лес виселиц. Эти люди забыли свое вчера, и не знали своего завтра.
Филиппо Меччио почувствовал, как умирает в его душе очарование сладких Ортрудиных улыбок. Он думал:
о примирении, - что ж! мы воспользуемся этим только для того, чтобы выиграть время. А время за нас".
В тот же вечер королева Ортруда пригласила Карла Реймерса. То была их последняя беседа.
Отчаяние Карла Реймерса не тронуло Ортруду. Разлука была решена.
В сердце своем чувствовала королева Ортруда, что умерла ее любовь к Карлу Реймерсу,- что и не было этой любви, что это был только призрак любви. Всё в жизни королевы Ортруды стало призрачно и мглисто, всё окуталось в облак дымный, всё пеплом развеялось. И только в тихих чертогах Араминты была прохлада, и утешающая тень, и голубая мечта о далекой, счастливой Елисавете.