|
XVII
Людмила, встретив Сашу днем на улице, сказала ему:
- Завтра у директорши старшая дочка именинница,- твоя старушка пойдет?
- Не знаю, - сказал Саша.
И даже радостная надежда шевельнулась в его душе, и даже не столько надежда, сколько желание: Коковкина уйдет, а Людмила как раз в это время придет и побудет с ним. Вечером он напомнил Коковкиной о завтрашних именинах.
- Чуть не забыла, - сказала Коковкина. - Схожу. Девушка-то она такая милая.
И впрямь, когда Саша вернулся из гимназии, Коковкина ушла к Хрипачам. Сашу радовала мысль, что на этот раз он помог удалить Коковкину из дому. Уже он был уверен, что Людмила найдет время притти.
Так и сталось, - Людмила пришла. Она поцеловала Сашу в щеку, дала ему поцеловать руку и весело засмеялась, а он зарделся. От Людмилиных одежд веял аромат влажный, сладкий, цветочный, - розирис, плотский и сладострастный ирис, растворенный в сладкомечтающих розах. Людмила принесла узенькую коробку в тонкой бумаге, сквозь которую просвечивал желтоватый рисунок. Села, положила коробку к себе на колени и лукаво поглядела на Сашу.
- Финики любишь? - спросила она.
- Уважаю, - сказал Саша со смешливою гримасою.
- Ну, вот я тебя и угощу, - важно сказала Людмила.
Она развязала коробку и сказала:
- Ешь!
Сама вынимала из коробки по ягодке, вкладывала их Саше в рот и после каждой заставляла целовать ей руку. Саша сказал:
- Да у меня губы стали сладкие!
- Что за беда, что сладкие, целуй себе на здоровье, - весело ответила Людмила, - я не обижусь.
- Уж лучше же я вам сразу отцелую, - сказал Саша смеючись. И потянулся было сам за ягодою.
- Обманешь, обманешь! - закричала Людмила, проворно захлопнула коробку и ударила Сашу по пальцам.
- Ну, вот еще, я - честный, уж я-то не обману,- уверял Саша.
- Ну, хотите, вперед отцелую? - предложил Саша.
- Вот это похоже на дело, - радостно сказала Людмила, - целуй.
Она протянула Саше руку. Саша взял ее тонкие, длинные пальцы, поцеловал один раз и спросил с лукавою усмешкою, не выпуская ее руки:
- А вы не обманете, Людмилочка?
- А нешто я не честная! - весело ответила Людмила, - небось, не обману, целуй без сомнения.
Саша склонился над ее рукою и стал быстро целовать ее; ровно покрывал руку поцелуями и звучно чмокал широко раскрываемыми губами, и ему было приятно, что так много можно нацеловать. Людмила внимательно считала поцелуи. Насчитала десять и сказала:
- Тебе неловко стоя-то на ногах, нагибаться надо.
- Ну, так я удобнее устроюсь, - сказал Саша.
Стал на колени и с усердием продолжал целовать.
Саша любил поесть. Ему нравилось, что Людмила угощает его сладким. За это он еще нежнее любил ее.
* * *
Людмила обрызгала Сашу приторно-пахучими духами. И удивил Сашу их запах, сладкий, но странный, кружащий, туманно-светлый, как золотящаяся ранняя, но грешная заря за белою мглою. Саша сказал:
- Какие духи странные!
- А ты на руку попробуй, - посоветовала Людмила.
И дала ему четырехугольную с округленными ребрами некрасивую баночку. Саша поглядел на свет, - ярко-желтая, веселая жидкость. Крупный, пестрый ярлык, французская надпись, - цикламен от Пивера. Саша взялся за плоскую стеклянную пробку, вытащил ее, понюхал духи. Потом сделал так, как любила делать Людмила: ладонь наложил на горлышко флакона, быстро его опрокинул и опять повернул на дно, растер на ладони пролившиеся капли цикламена и внимательно понюхал ладонь, - спирт улетучился, остался чистый аромат. Людмила смотрела на него с волнующим ее ожиданием. Саша нерешительно сказал:
- Клопом засахаренным пахнет немножко.
- Ну, ну, не ври, пожалуйста, - досадливо сказала Людмила.
Она также взяла духов на руку и понюхала. Саша повторил:
- Правда, клопом.
Людмила вдруг вспыхнула, да так, что слезинки блеснули на глазах, ударила Сашу по щеке и крикнула:
- Здорово ляснула! - сказал Саша, засмеялся и поцеловал Людмилину руку. - Что же вы так сердитесь, голубушка Людмилочка! Ну, чем же по-вашему он пахнет?
Он не рассердился на удар, - совсем был очарован Людмилою.
- Чем? - спросила Людмила и схватила Сашино ухо, - а вот чем, я тебе сейчас скажу, только ухо надеру сначала.
- Ой, ой, ой, Людмилочка, миленькая, не буду! - морщась от боли и сгибаясь, говорил Саша.
Людмила выпустила покрасневшее ухо, нежно привлекла Сашу к себе, посадила его на колени и сказала:
- Слушай: три духа живут в цикламене,- сладкою амброзиею пахнет бедный цветок, - это для рабочих пчел. Ведь ты знаешь, по-русски его дряквою зовут.
- Дряква, - смеючись, повторил Саша, - смешное имячко.
- Не смейся, пострел, - сказала Людмила, взяла его за другое ухо и продолжала: - сладкая амброзия, и над нею гудят пчелы, это - его радость. И еще он пахнет нежною ванилью, и уже это не для пчел, а для того, о ком мечтают, и это - его желание, - цветок и золотое солнце над ним. И третий его дух, он пахнет нежным, сладким телом, для того, кто любит, и это - его любовь, - бедный цветок и полдневный тяжелый зной. Пчела, солнце, зной, - понимаешь, мой светик?
Саша молча кивнул головою. Его смуглое лицо пылало и длинные темные ресницы трепетали. Людмила мечтательно глядела вдаль: раскрасневшаяся, и говорила:
- Он радует, нежный и солнечный цикламен, он влечет к желаниям, от которых сладко и стыдно, он волнует кровь. Понимаешь, мое солнышко, когда сладко, и радостно, и больно, и хочется плакать? Понимаешь? вот он какой.
Долгим поцелуем прильнула она к Сашиным губам.
* * *
Людмила задумчиво смотрела перед собою. Вдруг лукавая усмешка скользнула по ее губам. Она легонько оттолкнула Сашу и спросила:
- Ты розы любишь?
Саша вздохнул, открыл глаза, улыбнулся сладко и тихо шепнул:
- Люблю.
- Большие? - спросила Людмила.
- Да всякие, и большие, и маленькие, - бойко сказал Саша и встал с ее колен ловким мальчишеским движением.
- И розочки любишь? - нежно спросила Людмила, и звонкий ее голос вздрагивал от скрытого смеха.
- Люблю, - быстро ответил Саша.
- Глупый, розочки любишь, да посечь некому, - воскликнула она. Оба хохотали и краснели.
Невинные по необходимости возбуждения составляли для Людмилы главную прелесть их связи. Они волновали, - и далеки были от грубых, отвратительных достижений.
* * *
Заспорили, кто сильнее. Людмила сказала:
- Ну, пусть ты сильнее, так что ж? Дело в ловкости.
- Я и ловкий, - хвастался Саша.
- Туда же, ловкий! - дразнящим голосом вскрикнула Людмила.
Долго еще спорили. Наконец Людмила предложила:
- Ну, давай бороться.
Саша засмеялся и задорно сказал:
- Где же вам справиться со мной!
Людмила принялась щекотать его.
- А, вы так! - с хохотом крикнул он, повернулся и обхватил ее вокруг стана.
Началась возня. Людмила сразу же увидела, что Саша сильнее. Силою не взять, так она, хитрая, улучила удобную минуту, подшибла Сашу под ногу, - он упал, да и Людмилу увлек за собою. Впрочем, Людмила ловко извернулась и прижала его к полу. Саша отчаянно кричал:
- Так нечестно!
Людмила стала коленями ему на живот и руками прижала его к полу. Саша отчаянно выбивался. Людмила опять принялась щекотать его. Сашин звонкий хохот смешался с ее хохотом. Хохот заставил ее выпустить Сашу. Она хохоча упала на пол. Саша вскочил на ноги. Он был красен и раздосадован.
- Русалка! - крикнул он.
А русалка лежала на полу и хохотала.
Людмила посадила Сашу к себе на колени. Усталые после борьбы, они весело и близко смотрели друг другу в глаза и улыбались.
- Я для вас тяжелый, - сказал Саша, - колени вам намну, вы меня лучше спустите.
Она погладила его по голове. Он нежно прижался к ней. Она сказала:
- А уж и красив ты, Саша.
Саша покраснел, засмеялся.
- Тоже придумаете! - сказал он.
Разговоры и мысли о красоте в применении к нему как-то смутили его; он еще никогда не любопытствовал узнать, красивым или уродом кажется он людям.
Людмила щипнула Сашину щеку. Саша улыбнулся. Щека покраснела пятном. Это было красиво. Людмила щипнула и за другую щеку. Саша не сопротивлялся. Он только взял ее руку, поцеловал и сказал:
- Будет вам щипаться, ведь и мне больно, да и вы свои пальчики намозолите.
- Туда же, - протянула Людмила, - больно, а сам какой комплементщик стал.
- Мне некогда, много уроков. Приласкайте меня еще немножко, на счастье, чтобы греку ответить на пять.
- Выпроваживаешь! - сказала Людмила. Схватила его за руку и подняла рукав выше локтя.
- Нахлопать хотите? - спросил Саша, смущенно и виновато краснея.
Но Людмила залюбовалась его рукою, повертела ее и так и этак.
- Руки-то у тебя какие красивые! - громко и радостно сказала она и вдруг поцеловала около локтя.
Саша зарделся, рванул руку, но Людмила удержала ее и поцеловала еще несколько раз. Саша притих, потупился, и странное выражение легло на его ярких, полуулыбающихся губах, - и под навесом густых ресниц знойные щеки его начали бледнеть.
* * *
Попрощались. Саша проводил Людмилу до калитки. Пошел бы и дальше, да не велела. Он остановился у калитки и сказал:
- Ходи, милая, почаще, носи пряничков послаще.
Первый раз сказанное "ты" прозвучало Людмиле нежною ласкою. Она порывисто обняла, поцеловала Сашу и убежала. Саша стоял как оглушенный.
* * *
Саша обещал притти. Назначенный час прошел - Саши не было, Людмила нетерпеливо ждала: металась, томилась, смотрела в окно. Шаги заслышит на улице - высунется. Сестры посмеивались. Она сердито и взволнованно говорила:
Потом бурно набрасывалась на них с упреками, зачем смеются. И уже видно стало, что
Саша не придет. Людмила заплакала от досады и огорчения.
- Ой-ёй-ёченьки! Охти мнечиньки! - дразнила ее Дарья.
Людмила, всхлипывая, тихонько говорила, - в порыве горя забывая сердиться на то, что ее дразнят:
- Старая карга противная не пустила его, под юбкой держит, чтоб он греков учил.
Дарья с грубоватьрм сочувствием сказала:
- Да и он-то пентюх, уйти не умеет.
- С малюсеньким связалась, - презрительно молвила Валерия.
Обе сестры, хоть и посмеивались, сочувствовали Людмиле. Они же все любили одна другую, любили нежно, но не сильно: поверхностна нежная любовь! Дарья сказала:
- Охота плакать, из-за молокососа глаза ермолить. Вот-то уж можно сказать, чорт с младенцем связался.
- Кто это чорт? - запальчиво крикнула Людмила и вся багрово покраснела.
- Да ты, матушка, - спокойно ответила Дарья, - даром что молодая, а только...
Дарья недоговорила и пронзительно засвистала.
- Глупости! - сказала Людмила странно звенящим голосом.
Странная, жестокая улыбка сквозь слезы озарила ее лицо, как ярко пылающий луч на закате сквозь последнее падение усталого дождя.
Дарья спросила досадливо:
- Да что в нем интересного, скажи, пожалуйста?
Людмила все с тою же удивительною улыбкою задумчиво и медленно ответила:
- Какой он красавец! И сколько в нем есть неистраченных возможностей!
- Ну, это дешево стоит, - решительно сказала Дарья. - Это у всех мальчишек есть.
- А он чистый? - спросила Валерия; так пренебрежительно протянула "чистый".
- Много ты понимаешь! - крикнула Людмила, но сейчас же опять заговорила тихо и мечтательно: - он невинный.
- Еще бы! - насмешливо сказала Дарья.
- Большое удовольствие! - с презрительною ужимкою сказала Валерия.
Она была грустна. Ей казалось, что она - маленькая, слабая, хрупкая, и она завидовала сестрам, - Дарьину веселому смеху и даже Людмилину плачу. Людмила сказала опять:
- Ничего вы не понимаете. Я вовсе не так его люблю, как вы думаете. Любить мальчика лучше, чем влюбиться в пошлую физиономию с усиками. Я его невинно люблю. Мне от него ничего не надо.
- Не надо, так чего же ты его теребишь? - грубо возразила Дарья.
она подошла к Людмиле, обняла ее и сказала:
- Ну, не дуйся, ведь мы не со зла говорим.
Людмила опять заплакала, приникла к Дарьину плечу и горестно оказала:
- Я знаю, что уж тут не на что мне надеяться, но хоть бы немножко приласкал он меня, хоть бы как-нибудь.
Я вечор сваво милова
Оставляла ночевать.
Валерия заливалась звонким, хрупким смехом. И у Людмилы глаза стали веселы и блудливы. Она порывисто прошла в свою комнату, обрызгала себя корилопсисом, - и запах, пряный, сладкий, блудливый, охватил ее вкрадчивым соблазном. Она вышла на улицу нарядная, взволнованная, и нескромною прелестью соблазна веяло от нее.
"Может быть, и встречу", - думала она.
- Хорош! - укоризненно и радостно крикнула она.
- Некогда было, - смущенно сказал он, - все же уроки, все учить надо, правда, некогда.
- Врешь, миленький, пойдем-ка сейчас.
- Привела! - с торжеством крикнула она сестрам и за плечо отвела Сашу к себе.
- Погоди, сейчас я с тобою разделаюсь. - погрозила она и заложила дверь на задвижку, - вот теперь никто за тебя не заступится.
Саша, заложив руки за пояс, неловко стоял посреди ее горницы, - ему было жутко и любо. Пахло какими-то новыми духами, празднично, сладко, но что-то в этом запахе задевало, бередило нервы, как прикосновение радостных, юрких, шероховатых змеек.