|
VI
На другой день Передонов и Володин отправились к девице Адаменко. Володин принарядился, - надел новенький свой узенький сюртучок, чистую крахмальную рубашку, пестрый шейный платок, намазал волосы помадою, надушился, - и взыграл духом.
Надежда Васильевна Адаменко с братом жила в городе в собственном кирпичном красном домике; недалеко от города было у нее имение, отданное в аренду. В позапрошлом году кончила она учение в здешней гимназии, а ныне занималась тем, что лежала на кушетке, читала книжки всякого содержания да школила своего брата, одиннадцатилетнего гимназиста, который спасался от ее строгостей только сердитым заявлением:
- При маме лучше было. Мама в угол только ставила.
С Надеждою Васильевною жила ее тетка, существо безличное и дряхлое, не имевшее никакого голоса в домашних делах. Знакомства вела Надежда Васильевна со строгим разбором. Передонов бывал у нее редко, и только малое знакомство его с нею могло быть причиною предположения, что эта барышня может выйти замуж за Володина.
Теперь она удивилась неожиданному посещению, но приняла незванных гостей любезно. Гостей надо было занимать, - и Надежде Васильевне казалось, что самый приятный и удобный разговор для учителя русского языка - разговор о состоянии учебного дела, о реформе гимназий, о воспитании детей, о литературе, о символизме, о русских журналах. Всех этих тем она коснулась, но не получала в ответ ничего, кроме озадачивших ее отповедей, обнаруживших, что ее гостям эти вопросы не любопытны. Она увидела, что возможен только один разговор - городские сплетни. Но Надежда Васильевна все-таки сделала еще одну попытку.
- А вы читали "Человек в футляре" Чехова? - спросила она. - Не правда ли, как метко?
Так как с этим вопросом она обратилась к Володину, то он приятно осклабился и спросил:
- Это что же, статья или роман?
- Рассказ, - объяснила Надежда Васильевна.
- Господина Чехова, вы изволили сказать? - осведомился Володин.
- Да, Чехова, - сказала Надежда Васильевна и усмехнулась.
- Это где же помещено? - продолжал любопытствовать Володин.
- В "Русской Мысли", - ответила барышня любезно.
- В каком номере? - допрашивал Володин.
- Не помню хорошенько, в каком-то летнем, - все так же любезно, но с некоторым удивлением ответила Надежда Васильевна.
Маленький гимназист высунулся из-за двери.
- Это в майской книжке было напечатано, - сказал он, придерживаясь рукою за дверь и обводя гостей и сестру веселыми синими глазами.
- Вам еще рано романы читать, - сердито сказал Передонов, - учиться надо, а не скабрезные истории читать.
Надежда Васильевна строго посмотрела на брата.
- Как это мило - за дверьми стоять и слушать, - сказала она и, подняв обе руки, сложила кончики мизинцев под прямым углом.
было: мама только зонтик ставила в угол".
А в гостиной меж тем Володин утешал хозяйку обещанием достать непременно майский номер "Русской Мысли" и прочесть рассказ господина Чехова. Передонов слушал с выражением явной скуки на лице. Наконец он сказал:
- Я тоже не читал. Я не читаю пустяков. В повестях и романах все глупости пишут.
Надежда Васильевна любезно улыбнулась и сказала:
- Вы очень строго относитесь к современной литературе. Но пишутся же теперь и хорошие книги.
- Я все хорошие книги раньше прочел, - заявил Передонов. - Не стану же я читать того, что теперь сочиняют.
Володин смотрел на Передонова с уважением. Надежда Васильевна легонько вздохнула и - делать нечего - принялась пустословить и сплетничать, как умела. Хоть и не люб ей был такой разговор, но она поддерживала его с ловкостью и веселостью бойкой и выдержанной девицы.
Гости оживились. Ей было нестерпимо скучно, а они думали, что она с ними исключительно любезна, и приписывали это обаянию прелестной наружности Володина.
Когда они ушли, Передонов на улице поздравлял Володина с успехом. Володин радостно смеялся и прыгал. Он уже забыл всех отвергнувших его девиц.
- Не лягайся, - говорил ему Передонов, - распрыгался, как баран. Погоди еще, натянут тебе нос.
Но говорил он это в шутку, а сам вполне верил в успех задуманного сватовства.
Грушина чуть не каждый день забегала к Варваре, Варвара бывала у нее еще чаще, так что они почти и не расставались. Варвара волновалась, а Грушина медлила, - уверяла, что очень трудно скопировать буквы, чтобы вышло совсем похоже.
Передонов все еще не хотел назначить дня для свадьбы. Опять он требовал, чтобы ему сначала место дали инспекторское. Помня, как много у него готовых невест, он не раз, как и прошлою зимою, грозил Варваре:
- Вот сейчас пойду венчаться. Вернусь утром с женой, а тебя - вон. Последний раз ночуешь.
И с этими словами уходил - играть на биллиарде. Оттуда иногда к вечеру приходил домой, а чаще кутил в каком-нибудь грязном притоне с Рутиловым и Володиным. В такие ночи Варвара не могла заснуть. Поэтому она страдала мигренями. Хорошо еще, если он вернется в час, в два ночи, - тогда она вздохнет свободно. Если же он являлся только утром, то Варвара встречала день совсем больная.
Наконец Грушина изготовила письмо и показала его Варваре. Долго рассматривали, сличали с прошлогодним княгининым письмом. Грушина уверяла: похоже так, что сама княгиня не узнала бы подделки. Хоть на самом деле сходства было мало, но Варвара поверила. Да она же и понимала, что Передонов не мог помнить мало знакомого ему почерка настолько точно, чтобы заметить подделку.
- Ну вот, - радостно сказала она, - наконец-то. А то я уже ждала, ждала, да и жданки потеряла. А только как же конверт, - если он спросит, что я скажу?
- Да уж конверта нельзя подделать, - штемпеля, - сказала Грушина, посмеиваясь, поглядывая на Варвару лукавыми, разными глазами: правый - побольше, левый - поменьше.
- Так как же?
- Душечка Варвара Дмитриевна, да вы скажите ему, что конверт в печку бросили. На что же вам конверт?
Варварины надежды оживились. Она говорила Грушиной:
- Только бы женился, тогда уж я не стану для него бегать. Нет, я буду сидеть, а он пусть для меня побегает.
"Скверно жить среди завистливых и враждебных людей. Но что же делать, - не могут же все быть инспекторами! Борьба за существование!"
На углу двух улиц он встретил жандармского штаб-офицера. Неприятная встреча!
Подполковник Николай Вадимович Рубовский, невысокий плотный человек с густыми бровями, веселыми серыми глазами и прихрамывающею походкою, отчего его шпоры неровно и звонко призвякивали, был весьма любезен и за то любим в обществе. Он знал всех людей в городе, все их дела и отношения, любил слушать сплетни, но сам был скромен и молчалив, как могила, и никому не делал ненужных неприятностей.
Остановились, поздоровались, побеседовали. Передонов насупился, оглянулся по сторонам и опасливо сказал:
- У вас, я слышал, наша Наташа живет, так вы ей не верьте, что она про меня говорит, это она врет.
- Я от прислуги сплетен не собираю, - с достоинством сказал Рубовский.
- Она - сама скверная, - продолжал Передонов, не обращая внимания на возражение Рубовского, - у нее любовник есть, поляк; она, может быть, нарочно к вам и поступила, чтоб у вас что-нибудь стащить секретное.
- Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, - сухо возразил подполковник, - у меня планы крепостей не хранятся.
Упоминание о крепостях озадачило Передонова. Ему казалось, что Рубовский намекает на то, что может посадить Передонова в крепость.
- Ну, что крепость, - пробормотал он, - до этого далеко, а только вообще про меня всякие глупости говорят, так это больше из зависти. Вы ничему такому не верьте. Это они доносят, чтоб от себя отвести подозрение, а я и сам могу донести.
Рубовский недоумевал.
- Уверяю вас, - сказал он, вздергивая плечами и бряцая шпорами, - я ни от кого не получал на вас доноса. Вам, видно, кто-нибудь в шутку погрозил, - да ведь мало ли что говорится иногда.
Передонов не верил. Он думал, что жандармский скрытничает, - и стало ему страшно.
Каждый раз, как Передонов проходил мимо Вершинского сада, Вершина останавливала его и своими ворожащими движениями и словами заманивала в сад.
И он входил, невольно подчиняясь eе тихой ворожбе. Может быть, ей скорее Рутиловых удалось бы достичь своей цели, - ведь Передонов одинаково далек был от всех людей, и почему бы ему было не связаться законным браком с Мартою? Но, видно, вязко было то болото, куда залез Передонов, и никакими чарами не удавалось перебултыхнуть его в другое.
Вот и теперь, когда, расставшись с Рубовским, Передонов шел мимо, Вершина, одетая, как всегда вся в черном, заманила его.
- Марта и Владя домой на день едут, - сказала она, ласково глядя сквозь дым своей папироски на Передонова коричневыми глазами, - вот бы и вы с ними погостить в деревне. За ними работник в тележке приехал.
- Тесно, - сказал Передонов угрюмо.
- Ну вот, тесно, - возразила Вершина, - отлично разместитесь. Да и потеснитесь не беда, что ж, недалеко, шесть верст проехать.
В это время из дома выбежала Марта спросить что-то у Вершиной. Хлопоты перед отъездом немного расшевелили ее лень, и лицо ее было живее и веселее обычного. Опять, уже обе, стали звать Передонова в деревню.
- Разместитесь удобно, - уверяла Вершина, - вы с Мартой на заднем сиденье, а Владя с Игнатием на переднем. Вот посмотрите, и тележка на дворе.
- Не поеду. Тесно. Четверо, да еще вещи.
- Ну, если вы думаете, что тесно, - сказала Вершина, - то Владя и пешком может итти.
- Конечно, - сказал Владя, улыбаясь сдержанно и ласково, - пешком дойду в полтора часа отлично. Вот сейчас зашагаю, так раньше вас буду.
Тогда Передонов объявил, что будет трясти, а он не любит тряски. Вернулись в беседку. Все
уже было уложено, но работник Игнатий еще ел на кухне, насыщаясь неторопливо и основательно.
- Как учится Владя? - спросила Марта.
Другого разговора с Передоновым она не умела придумать, а уже Вершина не раз упрекала ее, что она не умеет занять Передонова.
- Плохо, - сказал Передонов, - ленится, ничего не слушает.
Вершина любила поворчать. Она стала выговаривать Владе. Владя краснел и улыбался, пожимался плечами, как от холода, и подымал, по своей привычке, одно плечо выше другого.
- Что же, только год начался, - сказал он, - я еще успею.
- С самого начала надо учиться, - тоном старшей, но слегка от этого краснея, сказала Марта.
- Да и шалит, - жаловался Передонов, - вчера так развозились, точно уличные мальчишки. Да и груб, мне дерзость сказал в четверг.
Владя вдруг вспыхнул и заговорил горячо, но не переставая улыбаться:
- Никакой дерзости, а я только правду сказал, что вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули и поставили два, а у меня лучше было написано, чем у тех, кому вы три поставили.
- И еще вы мне дерзость сказали, - настаивал Передонов.
- Никакой дерзости, а я только сказал, что инспектору скажу, - запальчиво говорил Владя, - что же мне зря двойку...
- Владя, не забывайся, - сердито сказала Вершина, - чем бы извиниться, а ты опять повторяешь.
Владя вдруг вспомнил, что Передонова нельзя раздражать, что он может стать Марте женихом. Он сильнее покраснел, в смущении передернул пояс на своей блузе и робко сказал:
- Извините. Я только хотел попросить, чтобы вы поправили.
- Молчи, молчи, пожалуйста, - прервала его Вершина, - терпеть не могу таких рассуждений, терпеть не могу, - повторила она и еле заметно дрогнула всем своим сухоньким телом. - Тебе делают замечание, ты молчи.
И Вершина высыпала на Владю не мало укоризненных слов, дымя папироскою и криво улыбаясь, как она всегда улыбалась, о чем бы ни шла речь.
- Высечь надо, - решил Передонов и сердито посмотрел на обидевшего его Владю.
- Конечно, - подтвердила Вершина, - высечь надо.
- Высечь надо, - сказала и Марта и покраснела.
- Вот поеду сегодня к вашему отцу, - сказал Передонов, - и скажу, чтобы вас при мне высекли, да хорошенько.
Владя молчал, смотрел на своих мучителей, поеживался плечами и улыбался сквозь слезы. Отец у него крут. Владя старался утешить себя, думая, что это - только угрозы. Неужели, думал он, в самом деле захотят испортить ему праздник? Ведь праздник - день особенный, отмеченный и радостный, и все праздничное совсем несоизмеримо со всем школьным, будничным.
А Передонову нравилось, когда мальчики плакали, - особенно, если это он так сделал, что они плачут и винятся. Владино смущение и сдержанные слезы на его глазах, и робкая, виноватая его улыбка - все это радовало Передонова. Он решил ехать с Мартою и Владею.
- Ну, хорошо, я поеду с вами, - сказал он Марте.
Марта обрадовалась, но как-то испуганно. Конечно, она хотела, чтобы Передонов ехал с ними, - или, вернее, Вершина хотела этого за нее и приворожила ей своими быстрыми наговорами это желание. Но теперь, когда Передонов сказал, что едет, Марте стало неловко за Владю, - жалко его.
Жутко стало и Владе. Неужели это для него Передонов едет? Ему захотелось умилостивить Передонова. Он сказал:
- Если вы думаете, Ардальон Борисыч, что тесно будет, то я могу пешком пойти.
Передонов посмотрел на него подозрительно и сказал:
- Ну да, если вас отпустить одного, вы еще убежите куда-нибудь. Нет уж, мы вас лучше свезем к отцу, пусть он вам задаст.
Владя покраснел и вздохнул. Ему стало так неловко и тоскливо, и досадно на этого мучительного и угрюмого человека. Чтобы все-таки смягчить Передонова, он решился устроить ему сиденье поудобнее.
- Ну, уж я так сделаю, - казал он, - что вам отлично будет сидеть.
И он поспешно отправился к тележке. Вершина посмотрела вслед за ним, криво улыбаясь и дымя, и сказала Передонову тихо:
- Они все боятся отца. Он у них очень строгий.
Марта покраснела.
Владя хотел было взять с собою в деревню удочку, новую, английскую, купленную на сбереженные деньги, хотел взять еще кое-что, да это все занимало бы в тележке не мало места. И Владя унес обратно в дом все свои пожитки.
Было не жарко. Солнце склонялось. Дорога, омоченная утренним дождем, не пылила. Тележка ровно катилась по мелкому щебню, унося из города четырех седоков; сытая серая лошадка бежала, словно не замечая их тяжести, и ленивый, безмолвный работник Игнатий управлял ее бегом при помощи заметных лишь опытному взору движений вожжами.
Передонов сидел рядом с Мартою. Ему расчистили так много места, что Марте совсем неудобно было сидеть. Но он не замечал этого. А если бы и заметил, то подумал бы, что так и должно: ведь он - гость.
Передонов чувствовал себя очень приятно. Он решил поговорить с Мартою любезно, пошутить, позабавить ее. Он начал так:
- Зачем бунтовать? - спросила Марта.
- Вы, поляки, ведь все бунтовать собираетесь, да только напрасно.
- Я и не думаю об этом, - сказала Марта, - да и никто у нас не хочет бунтовать.
- Ну да, это вы только так говорите, а вы русских ненавидите.
- И не думаем, - сказал Владя, повертываясь к Передонову с передней скамейки, где сидел рядом с Игнатием.
- Знаем мы, как вы не думаете. Только мы вам не отдадим вашей Польши. Мы вас завоевали. Мы вам сколько благодеяний сделали, да, видно, как волка ни корми, он все в лес смотрит.
Марта не возражала. Передонов помолчал немного и вдруг сказал:
- Поляки - безмозглые.
Марта покраснела.
- Всякие бывают и русские и поляки, - сказала она.
- Нет, уж это так, это верно, - настаивал Передонов. - Поляки - глупые. Только форсу задают. Вот жиды - те умные.
- Жиды - плуты, а вовсе не умные, - сказал Владя.
- Нет, жиды - очень умный народ. Жид русского всегда надует, а русский жида никогда не надует.
- Да и не надо надувать, - сказал Владя, - разве в том только и ум, чтобы надувать да плутовать?
Передонов сердито глянул на Владю.
- А ум в том, чтобы учиться, - сказал он, - а вы не учитесь.
Владя вздохнул и опять отвернулся и стал смотреть на ровный бег лошади. А Передонов говорил:
- Жиды во всем умные, и в ученьи, и во всем. Если бы жидов пускали в профессора, то все профессора из жидов были бы. А польки все - неряхи.
Он посмотрел на Марту и, с удовольствием заметив, что она сильно покраснела, сказал из любезности:
- Да вы не думайте, я не про вас говорю. Я знаю, что вы будете хорошая хозяйка.
- Все польки - хорошие хозяйки, - ответила Марта.
- он камер-лакеем был.
- Ведь вы - русский, - сказал Владя, - что ж вам наш Мицкевич? Пушкин - хороший, и Мицкевич - хороший.
- Мицкевич - выше, - повторил Передонов. - Русские - дурачье. Один самовар изобрели, а больше ничего.
Передонов посмотрел на Марту, сощурил глаза и сказал:
- У вас много веснушек. Это некрасиво.
- Что же делать, - улыбаясь, промолвила Марта.
- И у меня веснушки, - сказал Владя, поворачиваясь на своем узеньком сиденье и задевая безмолвного Игнатия.
- Вы мальчик, - сказал Передонов, - это ничего, мужчине красота не нужна, а вот у вас, - продолжал он, оборачиваясь к Марте, - нехорошо. Этак вас никто и замуж не возьмет. Надо огуречным рассолом лицо мыть.
Марта поблагодарила за совет.
Владя, улыбаясь, смотрел на Передонова.
- Вы что улыбаетесь ? - сказал Передонов, - вот погодите, приедем, так будет вам дера отличная.
Владя, повернувшись на своем месте, внимательно смотрел на Передонова, стараясь угадать, шутит ли он, говорит ли взаправду. А Передонов не выносил, когда на него пристально смотрели.
- Чего вы на меня глазеете? - грубо спросил он. - На мне узоров нет. Или вы сглазить меня хотите?
Владя испугался и отвел глаза.
- Извините, - сказал он робко, - я так, не нарочно.
- А вы разве верите в глаз ? - спросила Марта.
- Сглазить нельзя, это суеверие, - сердито сказал Передонов, - а только ужасно невежливо уставиться и рассматривать.
Несколько минут продолжалось неловкое молчание.
- Да, не богатые, - ответила Марта, - да все-таки уж и не так бедны. У нас у всех есть кое-что отложено.
Передонов недоверчиво посмотрел на нее и сказал:
- Ну, да, я знаю, что вы - бедные. Босые ежеденком дома ходите.
- Вовсе не от бедности, - сказал Владя, краснея, - это для здоровья очень полезно, закаляем здоровье и приятно летом.
- Ну, это вы врете, - грубо возразил Передонов. - Богатые босиком не ходят. У вашего отца много детей, а получает гроши. Сапог не накупишься.[4]