|
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Приехали на маевку и расположились верстах в шести от города, на лесной лужайке близ дороги, у ручья, за которым подымались холмы, заросшие сосною да елью. По другую сторону дороги, на траве, около тарантасов паслись отпряженные лошади. Вокруг костра, на котором варилось что-то, на коврах или прямо на траве сидели и лежали маевщики, разговаривали и смеялись.
Здесь были: Логин, Мотовиловы, Клавдия, Анна, супруги Баглаевы, с ними Евлалия Павловна, Андозерский, Биншток, Гомзин, юный товарищ прокурора, Браннолюбский, серенький, тоненький, с прилизанными волосиками, актеры Пожарский, Гуторович, Тарантина, Ивакина и Валя с сестрою. Было еще несколько дам, девиц, молодых людей, гимназистов. Вся эта компания казалась Логину докучною, - уж очень много лишних людей.
Ивакина смотрела на Логина с ужасом, но ее тянуло к нему; робко лепетала об идеалах и золотых сердцах. Логин глядел на залитое чахоточным румянцем лицо, на перепуганные глазки, на серое платье с мелкими складками на груди, и ему казалось, что Ивакина больна и бредит. Впрочем, приветливо улыбался ей: Анна сидела против него, и глаза ее были лучисты. Она сняла и положила рядом с собою шляпу из черной соломы с желтыми цветами и высоким бантом, и тихонько разглаживала на коленях широкое- платье из легкой узорчатой материи лилового цвета. Логину казалось, что Анна рада сидеть здесь, молчать и улыбаться, - и радость ее сообщалась ему. Ивакина расхрабрилась и решилась коснуться того, что ее волновало.
- Позвольте вас спросить,- начала она, - об одном предмете, который в последние дни чрезвычайно интересует и даже волнует меня.
- Сделайте одолжение, - сказал Логин, хмурясь. Серые глаза его стали суровы. Ивакина струсила. А ему было на Анну досадно, - теперь он испытывал это часто: Андозерский делал ей нежные глаза, и она весело говорила с ним. Его румяные щеки лоснились из-под широкополой соломенной шляпы. Логин не понимал, как она может смотреть на этого фата без отвращения и улыбаться ему. Ивакина волнуясь говорила:
- Когда я имела честь быть у вас последний раз, вы изволили упоминать об аэростатах.
-Об аэростатах? - с удивлением переспросил Логин.
"Конечно, - думал он, - нельзя же ей быть прямо невежливою, но зачем ясная доверчивость в глазах, безразличная ко всем? Зачем солнечная улыбка на этого нетопыря?"
- Я тогда не совсем поняла, - лепетала Ивакина.- То есть я поняла, но я хотела бы знать о времени. Вы говорили, что скоро последует прибытие воздушных шаров, но не можете ли вы определить более точно, когда именно это произойдет?
Испуганные глазки Ивакиной уставились на Логина с томительным ожиданием.
- Извините, я что-то не помню, - сказал Логин с мягкою улыбкою.
"Ото, - думал он, - какими жестокими бывают Анютины глазки! Бедный ухаживатель, кажется, наткнулся на хорошенькую шпильку и делает жалкое- лицо. Поделом. Но мне непростительно думать, что Анна не видит его насквозь!"
Снял свою мягкую серую шляпу и махал ею перед лицом. Тонкая прядь светло-русых волос над высоким лбом колебалась от движения воздуха. Ивакина шептала:
- Позвольте, я понимаю, что секрет, но я, уверяю вас, не выдам. Я оправдаю ваше доверие. Логин наконец вспомнил.
- Ну, это я неясно выразился. Я хотел сказать, что теперь не всем доступны скорые способы сообщения,- железных дорог мало, воздушные шары не усовершенствованы. А если бы житель каждой деревушки мог легко сноситься с кем угодно, жизнь изменилась бы.
На лице Ивакиной отразилось сначала разочарование, потом недоверчивость. Она обиженно сказала:
- Нет, я вижу, вы не хотите оказать мне доверия. Но это совершенно напрасно. Конечно, я не принадлежу к партии действия, но я глубоко презираю те злоупотребления, которые держат наш бедный, заброшенный край в глубоких объятиях мрака невежества и суеверий. И если ожидаются какие-нибудь неожиданные акты, которые двинут вперед дело цивилизации и прогресса, то я, как всякий искренний друг народа и просвещенной культуры, буду искренно радоваться.
И он сказал ей шепотом:
- Здесь могут услышать. Посмотрите, - сказал он громко, - за рекой деревянные развалины, - что-то вроде мельницы. Через полчаса,- опять шепнул он,- я там буду.
Он отошел от Ивакиной. Глаза его глядели устало и слегка насмешливо.
Ивакина заволновалась и стала пробираться к кустам. Она приняла так много предосторожностей быть незамеченною, что все заметили ее желание скрыться. Но у нее был такой несчастный вид, что никто не мешал ей, и только Баглаев начал объяснять что-то на ухо Андозерскому, давясь от хохота. Андозерский выслушал, захохотал, хлопнул Баглаева по плечу и закричал:
- Ах ты, брехун, что выдумал!
Баглаев испугался и растерянно забормотал:
- Ну, ну, пожалуйста, ты вслух не повторяй, здесь барышни.
- Так ты и не говори при барышнях -таких вещей, гусь лапчатый!
- Ну, ну, нализался ни свет ни заря, да и безобразничаешь, - надо и стыд знать.
- Выпьем, брат Юша, лучше, - примирительно сказал Андозерский.
- Ну, вот это - дело. А то что хорошего так-то, - рот нараспашку, язык на плечо. И хлобыснуть можно.
- И при барышнях можно?
- Это, брат, всегда можно. Ее же и монахи приемлют.
Евлалия Павловна беседовала тихо с юным товарищем прокурора. Ее щеки раскраснелись, а Браннолюбский млел и таял. Биншток смотрел на них и злился. Когда Браннолюбский отошел, Биншток горячо заговорил о чем-то шепотом; он наклонялся к самому уху Евлалии, под ее широкую, нарядную шляпку Она досадливо отклонилась от него и сказала негромко:
- Ах, оставьте, - что вы за жених!
- Что ж такое-! Я, кажется... Положим, я теперь мало получаю, но у меня есть протеже. Евлалия засмеялась язвительно.
- Протеже! Туда же! А с Жозефиной кто целовался?
Она отошла от Биншток а. Он сделал сердитое лицо и стал иронически улыбаться. Логин подошел к нему. Биншток сказал злобно:
- Ну, люди здесь! Скандал!
- Сплетники, клеветники. Знаете, например, что про вас говорит Браннолюбский? Логин нахмурился и спросил:
- А помните, что вы сами обо мне говорили? Глаза Биншток а смущенно забегали.
- Что вы, Василий Маркович, когда же это? Кто это вам сказал? Поверьте, я всегда за вас, а вот Андозерский...
- Не желаю этого знать, - сухо прервал его Логин и отошел от него.
Биншток торчал среди полянки и сконфужена о улыбался.
Меж тем, в ожидании завтрака, общество расходилось с лужайки в лес. Барышни вздумали купаться: Валя обещала показать превосходное место. Но когда уже совсем собрались уходить, Анна сказала что-то на ухо Клавдии. Клавдия покраснела и села на прежнее место.
- Что же ты, не пойдешь? - спросила ее Анна.
- Конечно, не пойду.
Так и я не пойду, - сказала Анна и тоже села.
Остались и другие. Клавдия тихо сказала Анне:
- Ты же сама говоришь...
Анна взглянула на нее холодными, ясными глазами, повела плечом и лениво ответила:
- Я наверное не знаю, - я только так подумала. Да и не все ли равно?
Валя и Варя попытались было уговорить других идти с ними, потоптались, похихикали и пошли себе одни. Анна посмотрела за ними с равнодушною улыбкою и сказала:
- Все ушли понемногу, пойдем и мы куда-нибудь. Она пошла в другую сторону от ручья, между кустами и дорогою. Клавдия и Нета шли за нею.
- Как надоели мне эти господа! - говорила Клавдия.- Как с ними мучительно скучно!
Анна задумалась о чем-то. Почти бессознательно сорвала она тонкую ветку, оброснула ее и легонько покачивала ею по своему платью.
- Кажется, он не вовремя затеял это, - сказала она вдруг.
- Ты про кого это? - удивилась Клавдия.
- Ты уж не влюбилась лир-воскликнула Нета и засмеялась. - Вот уж прелесть! Какой-то неодушевленный.
Анна покраснела и сказала:
- А ты, одушевленная...
- Да уж я, конечно, - с бойкою гримасою говорила Нета.
- А он что?
Нета быстро огляделась-никого близко не было.
- Не знаю, как быть,- зашептала она,- хоть убегом венчайся, так ни за что не отдадут.
- Поэтично! - насмешливо сказала Клавдия.
- Вот уж нет,- одна досада! То ли дело, как все по порядку.
- Фата, цветы, подружки, певчие, - тихо улыбаясь, говорила Анна.
Логин стоял на мостике, который своими полу с гнившими досками уныло навис над веселым ручьем Безоблачно ясен был день- безнадежно тоскливо было в душе Логина.
Андозерский и Баглаев подошли к нему. Оба они были чем-то радостно возбуждены. Андозерский сказал со смехом:
- Барышни не пошли купаться, - жаль! Все Анюточка виновата.
- Что ж, ты подсматривать собирался? - спросил Логин почти враждебно.
- А то зевать, что ли? Ну да ничего, и эти две сестрицы недурнененькие, как веретенца ровненькие.
- Сущие лягушки по грациозности,- сказал хихикая Баглаев. - Пойдем, спасибо скажешь.
- Они не обидятся, - убеждал Андозерский.- Нарочно на видное место пошли.
Они оба потянули за собою Логина, но он наотрез отказался,- и они отправились вдвоем подсматривать за купающимися девицами. Сестры плескались в ручье на открытом месте, где было широкое русло. Еще издали были слышны их крики и визги и всплески воды под их ногами. Андозерский и Баглаев остановились за кустами и смотрели на купальщиц. Потом присели на корточки и пробрались поближе к берегу.
Валя метнула на них вороватыми глазами, затрепетала от веселой радости и сделала вид, что не замечает никого. Тихонько сказала что-то сестре. Варя посмотрела в ту же сторону и тоже притворилась, что ничего не видит. Сестры смеялись и плавали, и брызги воды вздымались со звонким, стеклянным плеском из-под их проворных ног. Сильные, стройные тела под ярким, веселым солнцем выделялись розово-золотистыми яркими пятнами среди белых брызг, синей полупрозрачной воды, веселой зелени леса и желтой полосы прибрежного песку, на котором лежали платья. Тяжелые черные волосы красиво осеняли загорелые лица с блудливыми глазами и пышно-багряными щеками.
- А вот и Валькин жених любуется, сказал Андозерский. - Эх, рылом не вышел!
- Чучело гороховое! - подхватил Баглаев. - Черти у него на роже в свайку играли, Ишь, глазища выкатил!
На другом берегу из-за кустов выглядывала кудрявая голова Якова Сеземкина. Очевидно, что он не видел тех, кто стоял против него: его глаза жили в это время одною только Валею, - он словно заучивал каждую черточку красивого тела. Сестры видели его и были рады.
Логин постоял на мосту, потом перешел ручей и стал взбираться на высокий берег по узкой тропинке Но когда с вершины холма услышал смех и голоса купающихся сестер и увидел, что они плещутся на открытом месте, он повернул назад-и вдруг встретил Жозефину Баглаеву. Она запыхалась от скорой ходьбы. У нее было озабоченное и раздраженное лицо. Быстро спросила:
- Где мой муж?
- Право, не знаю.
- Ах, вы его укрываете! - злобно закричала Баглаева, и черные глаза ее гневно засверкали на Логина. - Но не беспокойтесь, - найду и без вас.
Пробежала мимо Логина. Он остановился и прислушался. Скоро услышал ее гневливые крики и громкий визг и смех сестер Дылиных.
Вспомнил, что Ивакина уже давно ждет его. То подымаясь, то опускаясь по крутым откосам берега, пробирался к той мельнице, которую показал Ивакиной Иногда приходилось схватываться за смолистые ветви молодых елок, чтоб не соскользнуть вниз.
В укромном местечке за кустами увидел нежную парочку: Нета и Пожарский сидели рядом, тесно прижимались друг к другу, любовно переглядывались и говорили. Он прошел сзади их-не заметили. Сладкий, звонкий поцелуй раздался за ним и разнежил его истомою желания.
Наконец Логин добрался до заброшенной мельницы. Ивакина сидела на пороге покинутой избы. Ее горячее лицо было почти красиво, - -таким пылким нетерпением сверкали маленькие глазки. Логин сказал:
- Вот вы где! Пойдемте-ка вниз, авось нас там угостят варей.
Ивакина робко подала ему руку, и они потихоньку пошли к мостику. Логин сказал:
- Так вот, любезнейшая Ирина Петровна, вы хотите знать, когда именно. Извольте,- но сначала дайте клятву, что вы сохраните это в тайне.
- Клянусь, - торжественно сказала Ивакина. Логин остановился, выпустил ее руку и, мрачно глядя на нее, сказал:
- Клянитесь спасением вашей души Ивакина изумилась и даже всплеснула руками.
- Но, помилуйте, это - нерациональная клятва. С тех пор, как Дарвин доказал...
- Ну, все равно, - снисходительно сказал Логин,- каждый дает обещание сообразно своим убеждениям. Да вы, может быть, толстовка?
- Я отношусь, понятно, к великому русскому писателю с глубочайшим уважением, но нахожу, что пресловутые доктрины о непротивлении злу, о неделании,- ошибки гениального человека. Когда повсюду вокруг царит беспросветное зло, когда паразиты на двух ногах и кулаки в поддевках и во фраках сосут народную кровь, обязанность каждого честного гражданина-борьба и труд. К тому же ссылки на такой устарелый источник, как Евангелие, в наш электрический и нервный век я признаю нерациональными и несовременными: принципы, изложенные в этой замечательной книге вперемежку с легендами, конечно, были в свое время полезны, но уже давно отслужили человечеству свою службу.
- В обыкновенных условиях жизни я отвергаю клятву, как недостойное уважающих себя людей проявление взаимных отношений недоверия и мелочной подозрительности. Но в исключительных случаях, когда дело касается социальных и прогрессивных интересов, а также возвышенно-идеальных стремлений, я считаю своим долгом признавать обязательность клятвы.
"Типун тебе на язык, распространенная болячка!"- думал между тем Логин.
- Итак,- сказал он,- клянитесь не выдавать никому тайны, которую я вам открою, клянитесь наукой, прогрессом и народным благом.
Ивакина торжественно подняла правую руку и воскликнула:
- Клянусь наукой, прогрессом и народным благом никому не выдавать тайн, которые будут мне открыты вами!
- Через две недели в четверг, - таинственным голосом сказал Логин и опять подал руку Ивакиной. Ивакина затрепетала.
- Как? Что именно?
- Произойдет решительное: прилетят воздушные шары секретной конструкции и привезут конституцию прямо из Гамбурга.
- Из Гамбурга! - в благоговейном ужасе шептала Ивакина.
Она шла взволнованная, не замечая дороги. Логин продолжал:
- Больше ничего не могу сказать. И помните: за измену-смертная казнь, - в мешок и в воду.
- О, я знаю, знаю! Я дала клятву, - и сдержу ее!
- Не занимаетесь ли вы, Ирина Петровна, литературой?
Ивакина лукаво улыбнулась и спросила:
- Да вы так литературно выражаетесь.
- Да? Вы находите? О, я очень много читаю: не говоря уже о том, что ни одна деталь школьного режима не ускользнула от моего внимания, я читаю много и по общей литературе. Но представьте! В моем захолустье, где вместо людей можно встретить только господ Волковых да совершенно неинтеллигентных волостных писарей, мне не с кем, положительно не с кем, обменяться живыми и свежими мыслями, которые навеиваются чтением книг честного направления. Да, вы угадали: я немножко занимаюсь литературой. То есть я, видите ли, составила одну азбуку по генетически-синтетическому слого-звуковому методу и сборник диктантов популярно-практическинаучного содержания, расположенных по аналитически-индуктивному методу.
- Очень полезные работы; они, конечно, приняты во многих школах?
- Увы! К сожалению, у нас везде царит такая рутина, стремление придерживаться раз пробитой колеи: ничего оригинального и знать не хотят. Азбука моя употребляется в двух школах нашего уезда, представьте, только в двух! и в одной школе тетюшского уезда, всего в трех школах. Сборник диктантов постигнут еще более плачевною участью: я не могла даже найти для него издателя и могу употреблять только в своей школе.
- Но я не падаю духом. Меня воодушевляет мысль, что в великом процессе поднятия народных масс и я приношу долю пользы, хотя бы и минимальную. Теперь я привожу к окончанию одно грандиозное предприятие, которое стоило мне многих бессонных ночей, нравственной и умственной борьбы и нескольких лет интенсивного труда и неутомимых изысканий.
Логин напряженно старался не засмеяться. Он сказал:
- Это очень любопытно. Какое- же это предприятие?
- Это - хрестоматия для народных школ с целью поставить перед сознанием детей во весь рост те идеальные личности, которых так много на нашей родине, чтобы дети имели образцы для почитания и подражания.
- Безусловно! Я привожу литературные примеры идеального священника, доктора, лакея, сестры милосердия, идеальной учительницы, идеального помещика, идеального станового, - словом, идеальных личностей всех сословий.
- Ну а просто человек, живой человек,- есть он в вашей книге?
- Это все люди, и притом лучшие!
- И всей этой слащавой идеальностью вы хотите пичкать деревенских малышей? К чему? Зачем обманывать их? - горячо говорил Логин.
- Идеал - Бог, идеальный человек - Христос, а вы им дрянных кумирчиков налепите, приучите всяких лицемерных честолюбцев на пьедестал ставить, по-холопски стукаться лбами, и перед кем?
- Вы отвергаете, что есть идеально хорошие люди?
- Не встречал я -таких.
- Сожалею вас. А я встречала.
- Как? Вы отвергаете самоотверженную любовь? Эту святую силу, которая иногда облагораживает даже злодея?
- Самоотверженная любовь, Ирина Петровна, такая же нелепость, как великодушный голод. Уж коли я люблю, так для себя люблю.
- Я должна вам сказать, что вы или не видели хороших людей, или не сумели оценить их. Но я глубоко верю в то, что есть высоко-идеальные, светлые личности, и я убеждена, что мы обязаны показать детям идеалы в их жизненном воплощении. Думать иначе, извините меня, могут только черствые натуры или люди, желающие щеголять напускным нигилизмом.
Ивакина была в большом негодовании; все морщинки ее маленького лица дрожали и волновались. Логин смотрел на нее с улыбкою, но и с досадою.
В это время они пришли на лужайку, где остальное общество уже сидело за завтраком, в тени старых илимов и берез.
- Что, дружище, - закричал Андозерский, - никак тебе Ирина Петровна головомойку за нигилизм задает? Логин засмеялся. Сказал:
- Да, вот мы об идеалах не сошлись мнениями.
- Не признавать идеалов-безнравственно и нерационально, - горячо сказала Ивакина.
- Совершенно верно изволили сказать, к сожалению, - подтвердил Гомзин, почтительно оскаливая зубы.